Секунду Бестужев пребывал в некоей прострации. Он не понимал, что его поразило больше всего: новость об еще одном убийстве или о том, что оно похлеще предыдущего.
- Куда едем? - взял он себя в руки. - Подробности по пути.
Ехать было недалеко. Впрочем, Владимир - не Москва, здесь все было относительно не далеко. За пять минут опера добрались от площади Фрунзе до сквера Гоголя, напротив которого, на Княгининской улице, располагалась Никитская церковь - красивое здание с необычным бело-зеленым фасадом и большими окнами. Совсем не похожее на традиционные владимиро-суздальские белокаменные шедевры. Но от этого церковь нисколько не проигрывала.
Вот только прямо перед входом в храм в землю верх ногами был врыт крест, к перекладинам которого был прибит человек. Территория была огорожена лентами, возле креста копошились полицейские, среди которых Бестужев узнал капитана Смирнова. Наспех припарковавшись, они с Олегом направились к нему.
- Вась, ну что тут у нас?
- Да почти все то же самое, что и вчера. С той лишь разницей, что убитый - не латинос, а вполне себе белый мужчина. Ну и есть свидетель, видевший убийцу.
- Да ладно, - Бестужев аж подскочил от нетерпения.
- Погоди радоваться. Свидетель - ночной сторож и несет всякую ахинею. По всей видимости, пребывает в состоянии шока.
- А что именно он говорит?
- Да пойди сам послушай. Он на заднем дворе, с ним сейчас работают психологи. И отец Илья, настоятель храма, примчался, тоже успокаивает.
- Отец Илья? Вы знакомы?
- Да, он моих детей крестил, хороший мужик, пообщаешься - поймешь.
Бестужев отослал Олега разузнать, как там обстоят дела с крестом и трупом, а сам поспешил на задний двор. По опыту он знал: свидетельские показания лучше снимать как можно раньше, потом память притупит воспоминания, а отрицательные эмоции начнет блокировать сам организм. Это обязательно скажется на точности описываемых событий.
На лавочке, под раскидистой ивой, сидел сухонький человек. Плешивая голова и глубокие морщины на лице, вкупе с черной монашеской рясой, выдавали в нем глубокого старика. Рядом с ним сидел, по всей видимости, тот самый отец Илья. Чуть поодаль стояли две милые девушки-психологини. Бестужев сначала направился к ним.
- Как он? - капитан кивнул в сторону старика.
- Уже нормально, - ответила одна, откровенно разглядывая Бестужева. - Когда мы приехали, его всего трясло, он нес какую-то околесицу про бесов-убийц. Мы пытались его успокоить, но у нас мало что получалось, пока не приехал отец Илья. Кажется, знакомые лицо и голос сделали свое дело. Думаю, что сейчас с ним уже можно поговорить более продуктивно. Кстати, я Галя.
Весна в самом разгаре, подумал Бестужев, девчонки расцветают и хотят любви. Но ему было не до этого светлого чувства. Во-первых, второе убийство за два дня. А во-вторых, Лера, Лера, Лера…
- Красивое имя, - ответил он и отошел. Галя недовольно что-то сказала подруге, но это его уже не интересовало.
Он подошел к лавочке.
- Капитан Бестужев, можно с вами поговорить?
- Да, капитан, присоединяйтесь, - отец Илья, невысокий, тучный и бородатый мужчина, сделал приглашающий жест рукой. Настоящий поп из детских сказок Пушкина. Бестужев задержался взглядом на его лице: ничего необычного. Лет сорок, приличный живот, недешевый крест на цепи - вроде такой типаж должен вызывать негатив, но какой-то свет, исходящий изнутри, притягивал к этому человеку. - Садитесь с нами, можно прямо на землю, здесь земля намоленная.
Бестужев остался стоять.
- Ну как хотите, хоть в ногах и нет правды.
- А вы знаете, откуда пошло это выражение?
- Знаю, сын мой, знаю. В старые времена, когда и храма сего не было, бедных людей, чтобы взыскать с них долги и казенные недоимки, налоги по-нынешнему, ставили босиком в снег. Или били прутьями по пяткам и икрам. Таким образом от них добивались “правды”. Мол, на ногах она не раскроется. Только через мучения, через боль.
Бестужев удивился начитанности батюшки, но виду не подал.
- Ну так то ж годы темные, не как сейчас. Хотя и ныне зла в мире хватает. Вот Трофим еще войну Великую Отечественную помнит, до Польши дошел, пока осколком не ранило. А того ужаса, что сегодня ночью, узрел, говорит, и на войне не было.
- Что же вы видели, Трофим? - Бестужев все же сел на землю, чтобы не возвышаться над стариком.
Трофим снова задрожал, но, посмотрев в глаза отцу Илье, обрел покой и ответил капитану:
- Бес проклятый ночью приходил.
- А как он выглядел, бес этот?
- Как бес и выглядел: здоровый, весь в черном, силы немерянной?
- Как вы это поняли?
- Да я сидел в каморке своей, чай гонял. Бессонница к старости замучила - хорошо если часок-другой перед рассветом покемарю. А после полуночи обычно не сплю. Здесь, в храме, хорошо, покойно. Я иной раз книги читаю, сканворды страсть как полюбил отгадывать.
Трофим все больше успокаивался, его рассказ становился связным, и Бестужев незаметно включил на смартфоне диктофон.
- Я уже здесь шестой год дежурю, с тех пор как моя супружница, Татьяна Семеновна скончалась. Я тогда убивался очень, не знал, зачем дальше жить. Детей мы не нажили, хоть и жизнь долгую прожили. Но не оставил Господь, привел на порог храма, а тут отец Илья меня приютил. О Боге рассказал, и я, атеист комсомольский, хоть на старости лет узнал истину, принял ее. И снова жизнь моя наполнилась смыслом.
Но я всегда знал, что раз на свете сила светлая существует, значит и зло недалеко бродит. И ночью оно ко мне заявилось. Я встал чайник перекипятить, а розетка аккурат под окном у меня. Вдруг гляжу: тормозит машина - красная такая, красивая.
- Номер не запомнили? - быстро спросил Бестужев.
- А чего его запоминать? Машина, вон, так и стоит перед церковью, - капитан вспомнил, что видел красный пикап, неаккуратно припаркованный перед храмом.
- Понял, дальше что было?
- Выходит из той машины бес. Берет из багажника крест здоровущий, а на том кресту человек висит. Тут у меня ноги задрожали, честно признаюсь. Бес схватил крест, словно грабли, на плечо закинул, по холмику взбежал, и - ей-богу, клянусь, - с размаху всадил его в землю. Верх ногами.
- Вот просто так взбежал с крестом и человеком на нем и с одного раза вкопал его в землю? - не поверил капитан.
- Вот вам крест, - Трофим трижды перекрестился.
- Ну а дальше что было?
- Потом это дьявольское отродье танец какой-то изобразило, трижды вокруг креста обежало и молитву сатанинскую какую-то выкрикивало.
- Слов не разобрали?
- Разобрал, да не понял. Не по-русски кричал бес-то. Дурной язык, грубый.
- Английский? Немецкий?
- Нет, я этого добра на войне наслушался, так что отличить смогу. Это, мне кажется, латынь была, фашисты любили на танках надписи краской писать на таком. Также по-дьявольски звучала.
- И что бес после своих танцев сделал?
- А это самое страшное. Хотел я его пугануть, дескать, ружье у меня есть, стрелять буду. Но язык мой присох к небу, смог лишь прохрипеть что-то неразумное. А бес будто бы и услышал. Повернулся ко мне и - не поверите - подмигнул. Тут меня силы-то и покинули. Потерял я сознание и провалялся на полу до рассвета. А утром очнулся, беса и след простыл. А крест на месте остался. Ну я сам выходить на улицу не рискнул, сначала полицию вызвал.
- Это вы правильно решили. Спасибо, что согласились поговорить, понимаю, что пережили. К вам еще художник подойдет, попробуете вместе нарисовать портрет убийцы. Можно с вами поговорить наедине? - переключился Бестужев на отца Илью.
- Конечно, - батюшка поднялся, погладил Трофима по голове. - Не бойся, сын мой, я скоро освобожусь, и мы пойдем с тобой помолимся.
Они отошли метров на пятнадцать.
- Скажите, как мне относиться к показаниям вашего сторожа? У него с головой все нормально?
- Настолько нормально, насколько может быть у восьмидесятилетнего человека, - ответил священник. - Понятно, что Трофим пребывает в глубоком шоке, так и я на его месте долго бы приходил в себя. Ну а в целом, его словам доверять можно. Он человек честный, старой закалки.
- Спасибо. Ну а сами что думаете по поводу убийства?
- Ну а что думаю? Зло большое пришло на нашу землю. Это ведь не первый распятый на кресте, так, капитан?
Бестужев мысленно выругался про себя: кто-то в конторе постоянно сливал информацию журналистам. Но вслух сказал:
- Да, это так. Но без подробностей.
- Я понимаю. Конечно, никакого беса тут не было. Но я верю Трофиму, что убийца был один. Если бы с ним приехал кто, наш сторож бы заметил это. Но какой человек в одиночку может совершить такое: сначала убить, прибить к кресту, а потом хладнокровно привезти тело в багажнике сюда… Уму непостижимо.
Неожиданно их беседу прервала громкая ругань. Ее автором был, конечно же, полковник Булдаков.
- Да что же это за напасти на мою голову? Да кого ж я так обидел? Кто мою карму проклял?
Бестужев наскоро поблагодарил отца Илью за беседу и поспешил успокаивать бурю. Полковник, увидев его, стал кричать еще громче.
- Ну скажи мне, Саша, что это за жесть такая. Тут Малдер вообще отдыхает. Тут, я бы сказал, сама Скалли просто в ах…, - он не догромыхал, так как краем глаза зацепил приближающихся журналистов. Когда воздуха в легких стало не хватать, он со свистом прошипел: - В шоке. Скалли просто в шоке.
Бестужев покачал головой, понимая, какой ценой Егорычу далась цивилизованная речь. В данный момент он сам готов был выматериться по полной. Журналисты были сейчас, конечно, ни к чему, но капитан понимал, что долго от них скрывать убийства не получится. Тем более из слов отца Ильи он понял, что город уже вовсю судачит об этом деле.
Журналисты сумели пройти недалеко. Спасибо капитану Смирнову, вовремя оценившему угрозу, и выставившему небольшое оцепление. Они сумели сдержать наплыв акул пера. Но те так просто не сдались и теперь пытались докричаться до Булдакова.
- Товарищ полковник, “Зебра-ТВ”, нам нужен ваш комментарий, мы все равно не уйдем.
- “6 канал”, а правда, что это уже восьмое убийство?
- Газета “Томикс”, связываете ли вы эти убийства с новой властью, пришедшей не так давно в регион?
- Слушай, Егорыч, скажи ты им что-нибудь, а то они сами такого понапишут, разгребать замучаемся. Кстати, я смотрю, вы успели спрятать труп?
- Да, Стрельцов уже погрузил его в свой катафалк. Сказал, что тебя ждать не будет, дел много. Как будет информация, он тебя наберет. Ладно, ты давай уж, соберись, без запоев, надо это дело разгребать как-нибудь. А не то съедят нас с тобой, Саша, и не поморщатся. Пойду я, успокою этих стервятников.
Полковник начал спускаться, телевизионщики засуетились, выставляя камеры, газетчики приготовили диктофоны. Бестужев отметил, что Егорыч немного сдал за эти два дня, но чувствовал, что запас энергии у полковника еще имеется.
Бестужев решил вернуться к отцу Илье и старому сторожу, но обнаружил, что те уже ушли. Скорее всего, молиться. Прерывать это таинство капитан не решился. Он сел под иву и попытался сосредоточиться. Но получалось плохо. Если одно вчерашнее убийство походило на театр абсурда, то два - это уже сюрреализм какой-то.
- Нет, ребята, это не уже не лезет ни в какие ворота. Даже в Золотые.
- Зато спокойно укладывается в ворота Серебрянные.
- Чего-чего? - от неожиданности Бестужев аж подпрыгнул. Повертев головой, он увидел у стен храма красивую женщину средних лет. Она стояла к нему в пол-оборота, положив правую руку на стену церкви. Казалось, она говорила не с Бестужевым, а с храмом. Но нет - повернулась, смело посмотрела капитану прямо в глаза. Высокая, темные волосы до плеч, правильное лицо, на котором выделялись большие карие глаза с длинными ресницами. Приличное весеннее пальто бежевого цвета, черные полусапожки.
- Я говорю, что ворота тут были раньше. Но не Золотые, а Серебряные, - улыбнулась женщина.
- Кто вы? И как сюда попали?
- Меня зовут Вера, я журналист. Обмануть ваших держиморд не составляет большого труда.
- И из какого вы издания?
- Ни из какого, я фрилансер. Собираю информацию, пишу, потом предлагаю сюжеты разным изданиям.
- И про это убийство тоже будете писать.
- Придется, - вздохнула она. - Хотя изначально я планировала большой материал про древние ворота нашего Владимира.
- Кажется, я не совсем понимаю…
- Не знаю, помогу ли вам, если скажу, что место убийства выбрано необычное. И этого убийства, и вчерашнего.
- Вы и о нем знаете?
- Знаю.
- Если не секрет, кто вам рассказал?
- Журналисты свои источники не разглашают. Но вернемся к моему исследованию. Я поясню, чтобы сразу понятно было. Во времена Андрея Боголюбского наш город опоясывался валом и имел семь входных ворот: Золотые, Медные, Оринины, Ивановские, Торговые, Волжские и Серебряные. Причем внешне Серебряные ворота, видимо, были похожи на Золотые.
- А почему видимо? - спросил Бестужев.
- Дело в том, что до наших дней дожили только Золотые ворота, - пояснила Вера, - да и те, скорее, белокаменные. Куда делось золотое покрытие ворот, до сих пор является исторической тайной. Похоже, кто-то очень хорошо умел заметать следы.
- Давайте вернемся в наше время и в наши Пенаты, - перебил журналистку Бестужев.
- Хорошо. На самом деле, точное расположение всех ворот, кроме Золотых, неизвестно. Все выводы сделаны на упоминаниях в летописях и раскопках. Но есть одна не очень популярная среди историков теория, что Андрей Боголюбский строил свои ворота в местах силы. И что во время его правления были построены лишь пять из семи ворот. И все вместе они образовывали довольно известную каббалистическую фигуру - пентаграмму. Купола, расположенные на верхушках ворот, соединялись друг с другом силовыми линиями, питали врата и усиливали оборонительную мощь города. Неудивительно, что Никитскую церковь построили именно на этом месте.
- И как так получилось?
- Истинная судьба ворот неизвестна. Понятно, что они были разрушены, но при каких обстоятельствах, история умалчивает. А вот что касается Никитской церкви... Она - довольно молодая, но при этом уникальная для владимирской архитектуры. Ведь церковь построена в стиле провинциального барокко, и на фоне тысячелетних белокаменных храмов выглядит зарвавшимся подростком, который вместо школьной формы вдруг решил напялить джинсы. Внешне она больше напоминает светское здание, чем церковное, некую гимназию или библиотеку.
Храм построили в шестидесятые годы 18 века на деньги купца Семена Лазарева. Место было выбрано явно не случайно. До нее здесь была деревянная церковь, а еще раньше - Космо-Дамиановский монастырь. А Серебряные ворота стояли то ли рядом с ним, то ли вместо него.
- То есть здесь после ворот всегда строили церкви? - уточнил Бестужев.
- Да, это так. Столь мощное энергетическое место нельзя было оставлять на откуп светским властям. Хотя судьба конкретно этого места довольно печальна. В советские годы храм был закрыт для богослужений, и в его стенах разместилась научно-реставрационная мастерская. Лишь в 2015 году церковь вернули Владимирской епархии, и здесь вновь стали проходить службы.
Вера прижалась щекой к стене храма и закрыла глаза.
- Даже сейчас тонким душам можно почувствовать, как пульсируют силовые линии. За столетия они истончились, но все еще полны энергии.
- Тонким душам? - переспросил Бестужев.
- О, капитан, - улыбнулась Вера, - вам не знакомо это понятие. Что бы вам не говорили, но у каждого из нас есть душа. Есть души толстые, которым все равно, что произойдет с человеком. Весь жизненный процесс - под руководством мозга. Мозг выдает инструкции, которые нельзя изменять - в противном случае вся жизнь полетит в тартарары.
- О каких инструкциях вы говорите? - Бестужеву стало любопытно. Он поймал себя на мысли, что ему интересно общаться с этой странной журналисткой. На короткий миг он даже позабыл о расследовании.
- Инструкций очень много, они окружают нас повсюду. Есть общие: детский сад, школа, институт, работа, двое детей, машина, дача, квартира. Или вот такая: планомерный пятидневно-рабочий путь от специалиста до генерального директора. А можно - от рядового до генерала.
Есть частные инструкции, они имеются на все случаи жизни - из оперы “белое не носить, обтягивающее на надевать”. Любой знает, что не стоит приходить в оперу в шортах, а на рок-концерт - в смокинге. И таких сценариев миллионы. Есть инструкции совсем индивидуальные, которые закачивают в наш мозг родители, друзья, уставы предприятий.
- Все, о чем вы сказали, можно объединить такими понятиями как “порядок”, “карьера”, “цель в жизни”, “общество”, “обустроенность” и так далее. Разве это плохо?
- А разве я сказала, что это плохо, капитан?
Черт, ему показалось, или Вера только что стрельнула глазками? Тут же в груди заворочался клубок боли. У него было четкое имя - Лера. Так что нужно выбросить все мысли из головы: никакого флирта, Бестужев, ты в трауре.
- Нет, инструкции - это не плохо и не хорошо, это данность современной жизни. Сегодня большинство людей вынуждены жить, руководствуясь командами, которые им посылает их мозг. Сознание задвигает душу на вторые, а то и третьи роли. Именно поэтому мы стали менее чувствительными, менее эмоциональными. Мы практически перестали сопереживать друг другу. Даже смерть человека воспринимается как трагедия только близкими родственниками; окружающие просто не имеют времени скорбеть. Если остановишься в своем беге по жизни, то можешь уже не успеть.
- А раньше было не так?
- Да, раньше было по-другому. Прежде, чем совершить поступок, мы спрашивали свое сердце, свою душу.
- Ну это больше похоже на отвлеченные разговоры, которые ведутся на телевизионных шоу.
- Вот видите, ваш мозг не хочет меня услышать, это не по инструкции. Вам нужны аргументы, доказательства. Впрочем, они у меня есть. Стоит лишь на мгновение остановиться, оглянуться вокруг себя, и вы все увидите и все поймете. Вот, например, еще тридцать-сорок лет назад дети, увидев дрожащего под дождем щенка или котенка, жалели его и приносили домой. А сейчас как? По городу бегают стаи бездомных озлобленных псин, и время от времени мы смотрим репортажи о том, что кого-то покусали. А куда же делись дети? Загородились инструкциями.
Или вот еще пример. Уже про взрослых. Еще каких-то сто лет назад каждый уважающий себя человек знал цветочный этикет. Потому что дарить цветы - это так важно, так ответственно. И к этому вопросу подходили основательно. Красные розы означали любовь, а желтые цветы - разлуку; белые бутоны дарили только юным прекрасным незамужним созданиям, ведь белый - символ нежности и чистоты; скромные фиалки означали трепетное признание в любви; и даже непопулярная нынче бегония скрывала в себе скрытое предостережение. А сейчас кто и кому дарит цветы? Букет, коробка конфет и бутылка шампанского - вот триумвират скоротечных отношений мужчины и женщины современного мегаполиса. Чувствуете разницу миров? Мы создали ее сами.
Бестужев молчал. Странно, но ему не хотелось перебивать Веру и что-либо ей доказывать. Наоборот - он желал просто стоять и слушать ее рассуждения о нынешнем и прошлых поколениях, соглашаться или спорить - но не вслух, а про себя. И просто смотреть на эту красивую женщину лет тридцати пяти - и никуда не торопиться. И чтобы солнце обязательно пробивалось сквозь ивовые ветви и пускало зайчиков по ее лицу. И чтобы эти блики заставляли бы ее так мило щуриться…
- Вы не согласны со мной? - Бестужев не сразу понял, что Вера спрашивает его, и наверное, уже не в первый раз и ждет ответа.
- Простите. Согласен, но не во всем, - капитан смутился, не зная, какой ответ будет правильным. Его спас зазвонивший телефон. - Извините, - он поднес трубку к уху.
- Сань, ты куда делся? - это был Олег.
- На заднем дворе.
- Иди сюда, есть кое-что любопытное.
Бестужев отключился.
- Меня зовет напарник, мне нужно идти. Может, мы продолжим нашу дискуссию позже, например, за ужином? - Бестужев не надеялся на удачу, но уйти просто так он бы не смог.
Вера пристально посмотрела на него, несколько секунд помолчала, а потом улыбнулась:
- Я подумаю.
- Эээ… может, оставите телефон?
- Вы знаете, капитан, по сведениям краеведов, до революции вот эту нашу Никитскую церковь было видно из любой точки города. Стоило лишь захотеть.
- Не совсем понимаю, к чему вы это?
- К тому, что если вы по-настоящему захотите со мной встретиться - вы найдете меня в любое время из любого места.
- Но…
- Эх, не хватает нашим мужчинам романтики все же, - засмеялась Вера. - Идите, я еще здесь побуду, закончите с напарником - возвращайтесь, подумаем всерьез над вашим предложением.
Бестужев чуть ли не бегом бросился к Олегу, тот стоял рядом со Смирновым и что-то показывал ему на смартфоне.
- Олег, - позвал капитан.
- Шеф. Как и в прошлый раз, никто и не скрывал личность нашей жертвы. И, как и в прошлый раз, все оказалось не так просто.
- Почему-то я не удивлен, - пробормотал Бестужев.
- Убитого зовут Луиджи Гуэрра, паспорт итальянский. Я скинул данные Инге, она пробила его. И знаешь, где обнаружился наш клиент?
- После Сальвадора боюсь даже представить.
- В базе Интерпола. Он уже много лет в международном розыске.
- Твою ж мать, - выругался Бестужев. - С каких это пор Владимир стал Меккой для международной преступности?
- Вот и я о том же. Ладно, пусть Инга собирает о нем информацию, через час собираемся в отделе.
Бестужев вернулся на задний двор, но Веры там не было. Вместо нее возле стены стоял молодой полицейский, видимо, из смирновских.
- Ты не видел здесь женщину, журналистку?
- Здесь? Никак нет, товарищ капитан. Откуда ей здесь взяться, весь периметр перекрыт, и мышь не проскочит.
- Ну вот она проскочила.
- Вряд ли, товарищ капитан. Кто-нибудь да увидел бы.
Бестужев понял, что спорить бесполезно. Что ж, на личную жизнь все равно времени нет - пора поближе познакомиться с товарищем Луиджи Гуэррой.
Comments